| Шуша | Дата: Воскресенье, 18.10.2015, 13:02 | Сообщение # 2
|
 Цербер
Группа: Администраторы
Сообщений: 369
Награды: 16
Статус: Offline
| Койю стоял у окна, устало обхватив себя руками, и безрадостно наблюдал пейзаж за стеклом. Спальный район, ничего примечательного, кроме километров крыш домов и чужих окон, таких же безразличных к нему. Серое небо нависало над ними, еле заметно становясь все темнее, а белая крупа в виде снега, больше похожего на пшено, не переставала сыпаться и, едва достигнув земли, тут же таяла или оседала на пространстве мелкой россыпью.
Койю было тоскливо, внутри все неприятно вывернулось наизнанку, но от этого чувства было никуда не деться. К тому же у него чертовски ломило ноги, и казалось, что ему уже никогда не испытать былой легкости и чувства радости. Особенно с этой погодой или, может быть, жизнью, которая так и просилась в спячку, чтобы переждать, как подснежнику или лягушке, все неприятности под коркой льда. А затем прийти в себя после анабиоза уже когда все станет вновь легко, когда солнце будет пригревать своими лучами, поощряя к жизни. Но это спорный вопрос.
Кто-то тихо вошел в комнату и также молча сел на кровать, лишь тихим скрипом пружин выдав свое присутствие. Конечно, ничего из этого не пугало и не вызывало удивления у Койю. Единственным его костяком оставался Ютака с его силой воли и безграничным желанием жить. Только он может поделиться с ним неуемной энергией и выживаемостью. Цветки, что прорастают на пепелище сквозь бетон и асфальт и тянутся к свету, – абсолютные символы Уке.
Шатен смотрел на сутулую спину своего возлюбленного и понимал, что, в отличие от него, – родившегося осенью – его избранник наоборот начинает затухать именно в это время. Депрессия? Можно сказать и так. Только Койю трудился, встречался с друзьями, смеялся и шутил, и, лишь оставаясь наедине, Ютака наблюдал его истинное состояние. Койю самовольно ложился в гроб, обрекая себя медленно умирать, и иногда даже Юте было не под силу стряхнуть эту личную паутину, окутывающую гитариста. Если бы только была возможность уберечь возлюбленного от этого, уехать, увезти его отсюда, то Уке бы сиюминутно это сделал!.. Как всегда, обязательства привязывали их обоих к одному месту. Все верно они не перелетные птицы.
– Койю, – мужчина поднялся и подошел к стоящему у окна. Он молчал, и Ютака проследил его взгляд. Почему-то эта мрачная погода оставляла одно только желание: запахнуть шторы и включить в каждой комнате теплый искусственный свет ламп. Но Койю не переставал наблюдать за ней.
И ему еще сильнее захотелось, чтобы из угловатых лопаток выпорхнули крылья, давая возможность взлететь и попрощаться с проблемами.
– Ты устал, – он обхватил руками плечи брюнета, который был чуть выше, и прижался к нему. Может быть, хоть прикосновения немного притупят мрачные чувства любимого. Неужели даже физическая близость не сможет заставить чувство отчужденности от других поблекнуть?
– Немного, – слабая улыбка – это все, чем смог ему ответить Такашима.
Ютака прекрасно знал, что его Койю тихо разрушается изнутри, без скандалов, язвительных разговоров и глупых обид. Ему не нужно делиться с кем-то своим плохим настроением, стрессом, выплескивать все в эмоциональных разговорах на повышенных тонах. И если говорить откровенно, то это Койю больше бы подошел псевдоним «Кай». Красивый и отстраненный. Но холод гитариста никогда не ранил его и ни разу не причинял боли, хотя и был опасен. Безмолвный союз, заключенный между ними, не требовал высокопарных фраз.
Крепкие объятия окольцевали мужчину, и требующий внимания с его стороны Ютака попытался развернуть его к себе, чтобы иметь возможность заглянуть в глаза. Он хотел понять Такашиму и оказать ту помощь, в которой тот нуждался.
Его вакуум был потревожен, разрушен заботливой и любимой рукой. Кто-то вырвал его из темной сказки за окном, где медленно, словно их кто-то зажигал, появлялись звезды, а комната погружалась во мрак.
Повернувшись, в темноте комнаты он смог различить лишь до боли знакомые очертания лица, обращенного прямо на него. Внимательный взгляд Ютаки, сосредоточенный на нем, гипнотизировал, подчиняя себе. И Койю ощутил, как давно знакомое чувство, словно бархатная перчатка, прошлось по всему его нутру.
Путаница в голове усилилась, когда Ютака потянул его за собой. Крепко держа за руку, он вел его к кровати, с которой недавно встал, а Койю путался в мыслях и ногах, отчего-то сравнивая себя со слепым котенком. Он шел за горячей рукой, что сжимала его пальцы, и с трудом осознал, когда отпустивший его руку шатен откинул тяжелый плед, укрывающий постель, и забрался на кровать, вновь в темноте сжимая его ладонь и притягивая к себе. Как деревянный, мужчина лег рядом, чувствуя, как прогибается под ним матрас, как тепло и тяжесть одеяла окружают его, и Ютака прижимает к себе.
Знакомые запахи одурманивали Койю, он мог ощущать даже почти неуловимый отголосок порошка от домашней одежды, различая в нем запах Юты: по-своему особенный, с тяжелым, но выветривающимся дымом сигарет, синтетическим запахом шампуня в волосах и тонким сладким ароматом у адамова яблока на шее шатена. Все это смешалось, притупило зрение, заставляя другие чувства – осязание и обоняние – раскрыться в полную силу.
Он судорожно сжимал руки на спине шатена, проникаясь ответными объятиями, прикасался к тонкой коже на груди, не скрытой тканью, сцеловывал запахи губами. Внешний мир становился прозрачной копией по сравнению с миром, которым окружал его Ютака. В нем не было раздражающий звуков, лишь шелест их общего дыхания и поцелуев, не было никаких других ласк, кроме их собственных.
Хитросплетение тел сейчас было подобно дереву жизни, и Койю будто подпитывался от него. Приятная духота и удушье окружали со всех сторон: горячее тепло рук Ютаки на его груди заставляло внутри все плавиться, а губы обжигали поцелуи. Койю любил эти ощущения, которые приобретали свою яркость лишь рядом с ним. Он терял себя, забывал о своей личности, тяжелых мыслях и плохом настроении. В нежности Ютаки можно было утонуть, как в океане, став лишь малой его частью, песчинкой, бьющейся в теплых волнах чужого существования.
– Ты когда-нибудь думал о нашем расставании?
Теплая кожа пальцев приятно гармонировала с температурой губ, и Койю не мог остановиться, целуя шершавые подушечки пальцев. Ему было вновь хорошо и уютно, когда он произнес слова, даже не осознавая их смысл, лишь из любопытства интересуясь. Пальцы в его руках дрогнули, он поднял взгляд и увидел едва уловимое беспокойство и испуг в глубоких карих глазах.
– Никогда, – голос Ютаки ощутимо дрогнул, и Койю замер, когда понял всю серьезность своего вопроса, но вернуть его обратно было уже невозможно. Ему хотелось, чтобы слова прозвучали как признание, а не угроза.
– Как-то я подумал об этом и понял, что просто заплакал бы, – шепот Койю сделался совсем тихим, а слова едва ли различимыми – он вновь прятался в свой панцирь.
Конечно, Ютака знал о существовании этой ранимой и чувствительной части гитариста, противостоящей постоянной выдержке и спокойному характеру, но давать обещания было не в стиле барабанщика. Он зарылся пальцами в короткие волосы Койю и просто молча перебирал их, усыпляя мужчину. Пусть это признание останется между ними – еще одни важные слова, которые ему нужно запечатать у себя в голове.
Койю уже не видел, как Ютака пристально смотрел на снег по ту сторону окна. Он валил крупными пушистыми хлопьями, прилетая мухами на землю, а ветер без устали гнал их. Снежинки оседали мокрыми пятнами на стеклах, ложились неровными полосками на ограждение балкона.
Кажется, в утренней беготне и суете он слышал сквозь шум работающего чайника объявление по телевизору о понижении температуры, но так глубоко потонувший в трясине будней, как и многие обыватели, совершенно не придал этому должного внимания.
Теперь же их город медленно становился таким непривычно праздничным, и больше всего Ютаке хотелось, чтобы вместе с этим снегом исчезала и эта странная и пугающая грусть Койю. Все же все имеет свой конец, но не их отношения. Койю никогда не выпутается из его крепких объятий, Юта никогда не разделит его с ревнивой возлюбленной – меланхолией.
Ей придется уйти прочь.
***
В квартире царила рассветная тишина.
Койю чувствовал, как последние сонные мгновения тают под настойчивыми попытками света пробраться под плотно сомкнутые веки, ощущал тяжесть и тепло руки Ютаки, обхватывающей его грудь поперек, и приятную лень, вызванную томлением разморенного отдыхом тела, и совершенно не хотел вставать. Его состояние было сравнимо с больным человеком, чья температура после тяжелой ночи еле спала, но на утро жизненные силы до краев наполнили измученный организм и подбивали на скорейший подъем.
Щурясь, Койю приоткрыл один глаз. Складки светло-кремового пледа, под которым они уснули, лежавшие у лица, не позволяли увидеть всю картину за белыми шторами их комнаты, но серо-голубое небо просвечивалось белыми, словно проталинами, полосками солнца, которому все же удалось проскользнуть сквозь облака. Размытое, будто в тумане, оно не ослепляло, однако продолжало светить. И Такашима, открыв оба глаза, заворожено созерцал красивый пейзаж: мир казался освещенным сильнее, чем обычно.
Странная гармония от таких незначительных мелочей охватила его, проникла в душу теплым огоньком, и Койю с удивлением осознал, что на сердце, наконец, отлегло.
А за спиной безмятежно спал Ютака, даже не подозревая, что с легкостью вдохнул в него жизнь, оставил горести в темноте ночи и рассеял окружающий мрак.
|
| |
| |
