|
| Шуша | Дата: Воскресенье, 24.01.2016, 18:18 | Сообщение # 2
|
 Цербер
Группа: Администраторы
Сообщений: 369
Награды: 16
Статус: Offline
| Каждое лето похоже на предыдущее. Никаких различий, за исключением, вероятно, некоторых деталей. Серые пыльные дни, они сливаются в единый безликий ком – и скучная рутина паутиной охватывает тело, тянет за руки и ноги, будто марионетку – не выбраться, не забыться. А так хочется дышать...
Он не любил лето. Оно приносило с собою вереницу заляпанных кровью сновидений, где раз за разом переигрывался один и тот же изъевший мозг сюжет, лишь актеры изредка менялись ролями. А ведь прошло уже более десяти лет. Так хочется забыть, но память не сотрешь – не посмеешь. Хотя бы потому, что дал клятву отомстить. Хотя бы потому, что она была матерью. Хотя бы потому, что именно тогда прежний Скуало умер. Навсегда...
Но нынешнее лето дало надежду – шанс исправить. Не вернуть прошлое, изжитое, покалеченное – это и невозможно, – но сбросить с плеч часть тяжелого груза, что упорно давил на душу все эти треклятые годы.
А ведь все решил случай: прием у некого крупного мафиози – важной жирной шишки, за спиной которого, ничуть не скрываясь, стоял он. Конечно, сначала показалось, что это все игра воображения – разве можно так просто? – но вскоре уверился: не ошибся. Та же ядовитая улыбка, пронзительный взгляд темно-карих глаз, змеиное шипение – у гадины нет человеческого голоса. Вернулся. Так интересно...
Помнит. Это было летом – тринадцатое июля. Несносная удушающая жара в этот день сжалилась, уступив место свежему прохладному ветру, что мягко коснулся воздушной ладонью пыльного грузного города. У матери тогда был день Рождения: ей исполнялось тридцать. Молодая красивая женщина, светлая, на которую он был так похож внешне: те же светлые волосы, та же искорка в серых глазах, тот же задор и беспечность. Они вышли прогуляться по городу – мать, Франческо, Розита и Скуало, – а заодно заглянуть к тетушке Паоле: в последнее время ей часто нездоровилось.
Помнит. Розите тогда не было и шести: хрупкий ребенок с милыми черными кудряшками и ласковой улыбкой на загорелом курносом личике. Подобна своему отцу, такому же красивому и светлому человеку. Скуало, как и сестра, называл Франческо отцом, хотя и знал, что обманывает себя. Его отец бросил их, сбежал прочь: мальчишки тогда и на свете-то не было.
Помнит. Все произошло в одно мгновение – мать лишь успела крикнуть Франческо, чтобы тот уводил детей, но опоздала. Скуало помнил, как его убивали: пуля в лоб – и никаких сантиментов. Заревевшую от ужаса Розиту ударили по голове – и она упала, истекая кровью.
А мать...
Она не плакала, даже не кричала: он подошел неспешно, лениво, усмехаясь прямо ей в лицо. Ударил – с наслаждением, будто мечтал об этом всю свою треклятую жизнь. А Скуало с ужасом смотрел, не в силах помочь, пока чьи-то грубые толстые руки удерживали его на месте. Тогда было страшно.
Теперь это кажется даже забавным. Он смеется, с удовольствием снося головы, протыкая мясные мешки – разве можно подобные назвать телами? Упивается болью – так прекрасны чужие страдания! – и вдыхает воздух, наполненный смертью, насыщенный ею – словно вино, молодое, терпкое, до безумия вкусное.
Помнит. Он с улыбкой подошел к десятилетнему мальчишке – и прошипел, смотря прямо в глаза:
- Хочешь жить? Убей ее.
Нож в руке. Пульс – грохотом в ушах. И – улыбка матери, теплая, светлая. Она сама кинулась на лезвие. Лишь успела поцеловать, прежде чем душа навсегда покинула хрупкое тело...
Помнит. Они ушли сразу же, на прощание подарив боль – незаживающую рану.
Здесь и там валялись трупы, лужи крови стояли на мостовой. Скуало лежал рядом с матерью, глядя перед собою – но видя лишь крохотного белого мотылька, порхавшего посреди улицы.
Невинная душа, обретшая покой...
- Не умирай...
А теперь... Скуало скалится, зажимая кровоточащую рану на груди. Это нисколько не больно – так хорошо. Носком сапога тычет в лицо валяющегося под ногами трупа – подох, надо же! – и, резко развернувшись, уходит прочь, бросив напоследок тихое:
- Addio, Papà*!
***
В особняке непривычно тихо: эта ночь спокойна, как никогда. Скуало молча проходит в свою комнату, впервые не смея нарушить покой: не стоит.
Комнату освещает лишь ущербный лунный диск...
- Вернулся, надо же. И как прогулка?
Ответ неуместен. Парень скидывает с себя одежду, чувствуя дикую усталость. Просто жить...
- Полегчало?
Действительно, а стало ли легче? Или же то был просто обман? Иллюзия, которая завладела душой. Яд. Горький, противный – но без него невозможно уснуть.
А Занзасу и не нужен ответ: сам прекрасно все понимает. И покидает комнату, бросив небрежно:
- Сегодня спишь у меня.
Каждое предыдущее лето похоже на следующее. Те же ароматы, та же обыденность. Те же кошмары. Скуало знает, что он убийца. И первой жертвой стала его мать.
Искупил. Испил до дна. Теперь он отправил в Ад родного отца – человека, которого ненавидел всю свою гребаную жизнь.
Сейчас он пойдет к Занзасу. Вновь будет все, как прежде. Только боль утихнет, станет не такой резкой.
Лето остается летом. Даже если его дни забрызганы акварелью крови.
_________________
* Addio, Papà! – Прощай, папа! (с итал.)
|
| |
| |
