| Безликий | Дата: Суббота, 09.04.2016, 16:16 | Сообщение # 31
|
 Прокуратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 1325
Награды: 19
Статус: Offline
| Битва
И вновь смерть рядом стоит, потирая морщинистые руки, усмехаясь. Что ты сделаешь? Беспомощный, никакой пользы от тебя. И молитвы сейчас не помогут - это не демон, а такой же, как ты, человек. Он возненавидел, проклял... За что? За то, что был нелюбим. А был ли? Ведь стоило лишь захотеть, протянуть руки - и потянулись бы чужие в ответ. Не захотел. Просто озлобился. Что же. Посмотрим, не забыл ли Бог о тебе. Хотя, стоишь ли ты того, чтобы о тебе вспомнили? Жалкий, ничтожный... Человек...
Скуало дергается - но где ему, простому человеку, бороться с самим демоном? Да, Франко так напоминает сейчас оного: горящие огнем глаза, безумная улыбка. Неужели он так озлоблен? Жаль... Нет, Скуало никогда не причинял этому человеку боль: он лишь отбивался от нападок со стороны несносного мальчишки. Кто же знал, что выйдет так?
- Враай, придурок, отпусти меня! - предпринимает он еще одну попытку достучаться. - Тебя же убьют! Франко, как ты...
- Заткнись! - послушник яростно сует Скуало в рот тряпку, заставляя замолчать. - Надоел! О своей душе подумай! Весь из себя чистенький, добренький! Да кто ты?.. Что ты можешь понимать?..
Священник чувствует боль в этих словах. Но уже не может ее принять. И понять.
****
- Не слушай демона, отброс! - почти кричит алхимик, пытаясь достучаться. - Неужели не видишь, кто это?..
А парню кажется: не алхимик перед ним, нет. Тварь богомерзкая, яд источающая, на ящера похожая, хлопает костлявыми крыльями и хищно скалит пасть. Он хватает клинок - и откуда тот взялся? - и размахивает им в надежде убить злобную тварь.
Занзас отскакивает - надо же, какой крестьянин проворный стал! - и в ответ вновь кидается на него. А совсем рядом - звонкий смех Коломбины.
Демон руководит Леви, направляет, дарует силы. Все ради своей цели! Вот ведь живучая тварь!..
...Леви изумленно смотрит на кровь на своих руках, затем переводит взгляд на демона. Нет, не на демона...
Только что парень вдруг понимает, что бился не с нечистью - с человеком. С тем, кого едва ли не боготворил. С Занзасом. Тот стоит, прижимая руку к животу, другой опираясь о стену сарая, и, горько усмехаясь, шепчет:
- Что, отброс, повеселились?
- Синьор! - выдыхает Леви, падая на колени. - Синьор алхимик, я же не думал, что...
- Заткнись, отброс! Просто помоги... совсем немного. И я справлюсь сам. Мне еще нужно кое-что сделать...
****
Бьякуран появляется внезапно, прямо перед Франко. А тот довольно улыбается, указывая демону на лежащего в центре пентаграммы Скуало:
- Прими его, посланник тьмы. Прими сей дар и выполни же условия мои.
Скуало морщится - как же это глупо! - и нервно вздрагивает, когда демон склоняется над ним и ласково проводит пальцами по бледной скуле.
- Я счастлив, - довольно произносит он. - Счастлив наконец видеть тебя при более мирных обстоятельствах, нежели те, когда мы встретились в первый раз. Ты красив, не буду спорить, и в Проклятом царстве обязательно найдется место такой жемчужине. Знаешь, я буду лично смотреть за твоими страданиями. Нет, никаких больших котлов с мечущимися в них душами нет. Там есть свой огонь: огонь страданий и мук. Ступая шаг, ты вновь и вновь будешь возвращаться в самые ужасные события в своей жизни. Смерть сестренки... Хорошая девочка была, верно? Гибель матери, больной, которую растерзал страшный зверь. Страх от потери отца... Помнишь их? Я дарую тебе проклятие помнить их вечно.
Так и хочется сказать что-нибудь дерзкое, такое, чтобы эта мерзкая дрянь захлопнулась! Но невозможно: мешает тряпка во рту, которую с таким усердием запихал Франко. И не ударишь: веревки буквально впиваются в кожу, режут, жгут...
- Пожалуй, нам пора, - демон улыбается, затем поворачивается к отцу Леонардо.
Тот смотрит выжидающе, будто что-то пытается спросить. И Бьякуран отвечает на так и не произнесенный вопрос:
- Я дарую тебе новую жизнь, мертвец, - он делает легкий взмах рукой.
Сначала ничего не происходит: словно замерло все кругом. А затем земля у ног почившего священника покрывается трещинами, крошится... И вот уже на свет выбираются маленькие длинные черви, что оплетают ноги мертвеца, ползут выше, буквально поедая гнилую плоть, прогрызая тонкие дыры в прогнившем теле, забираются под рясу... Глаза упыря тускнеют... Неожиданно мертвец кричит - дико, безумно! - и сразу же рот набивается хладными трупоедами.
- Твоя новая жизнь - в аду. Неси же ее с честью, - бросает Бьякуран, усмехнувшись.
Спустя пару мгновений от священника остаются лишь несколько желтоватых обглоданных костей и лоскуты грязной ткани.
Франко хмыкает - так ему и надо, мертвяку! - и обращает свой взор на демона.
- Я сделал тебе небольшой подарок на прощание, человек, - произносит нечисть. - Надеюсь, ты распорядишься им правильно.
- Я не подведу вас, - склоняет голову послушник.
- Рад это слышать.
Бьякуран становится внутрь пентаграммы, стараясь не наступить на лежащего в ней Скуало. Теперь уже не сможет помешать никто...
- Credo, o Signore, e confesso che tu sei veramente il Cristo, Figlio del Dio vivente, che sei venuto nel mondo per salvare i peccatori, il primo dei quali sono io...
Спасительная молитва словно ткется из нитей воздушных, прочных. Сумерки будто озаряет чистый и светлый огонек, что несет с собою истинно верующий человек. Он идет вперед, не оборачиваясь, смотря твердо, прямо, понимая: одна ошибка - и демон разорвет на части.
- Дино, - с отвращением шипит Франко. - Явился, служитель культа?..
- ...Credo ancora che questo è veramente il tuo Corpo immacolato e questo è proprio il tuo Sangue prezioso. Ti prego dunque: abbi pietà di me e perdonami tutti i miei peccati...
"Спасайся, дурак!" - так и хочется крикнуть Скуало, но не может вымолвить и слова. Все, что остается - наблюдать. И уповать на Него.
- Именем Бога заклинаю, диавол богомерзкий: изыди! Оставь землю сию...
И Бьякуран смеется: громко, страшно... Вмиг оказывается перед лицом отважного священника и шепчет сквозь смех:
- Самоуверен, отец Бернардо... Не кажется, что пора на покой?..
Сила молитвы не есть в том, какие слова произносит верующий. Они могут быть совершенно различны. Сила молитвы в том, чтобы действительно принять их, поверить, понять, что исходят они не с языка твоего, но с души, что отчаянно жаждет верить, любить... И любить не столько себя, сколько окружающих людей, будь они даже врагами. Надо уметь прощать, как прощает грехи наши всемилостивый Господь.
Дино едва ли сдерживает удары демона: вера защищает, не дает коснуться тела. Но как же трудно сражаться, понимая, против кого идешь...
Бьякуран хохочет еще неистовей, вновь и вновь нанося удары, то отступая, то приближаясь вновь. Играет...
Пронзает ногу чей-то острый клинок - и Дино падает в траву, хватаясь за рану, пытаясь вытащить нож. Франко же улыбается, едва ли не потирая руки: какая удача! Можно сразу же покончить со всеми!..
Неожиданное хлопанье крыльев заставляет битву остановиться, а молодого послушника изумленно поднять взор к небу.
Серый ворон. Огромный, с блестящими, будто звездочки на небе, глазами. При свете луны он кажется чем-то мистическим, пугающим...
И сразу же - дерзкий голос:
- И когда же ты уже сдохнешь? Смотри, демон: я пришел не один! Меня привел он.
Ворон каркает, кружа над полем битвы, словно бы подтверждает сии слова.
Леви появляется следом за алхимиком, что идет, твердо держась на ногах. И как он терпит те раны?..
Франко вскакивает - недоволен тем, что прервали такую сцену! - и бросается на Занзаса. Но не успевает сделать и шага.
Взмах серого крыла - и послушник падает, с силой ударяясь о землю и оставаясь неподвижно лежать там. А земля под головой намокает от крови...
Бьякуран смотрит недоверчиво, затем - словно бы узнавая. И с губ срывается изумленное:
- Ты?..
Ворон садится на землю. Кажется, что демон совсем не заботит его. Но...
Я по твою душу здесь. Это же не их битва - наша... Люди... Милые создания. Ты начал своевольничать, Бьякуран. Думаешь, это простится тебе? Убито много невинных людей, и не ты ли тому виною?..
- Сгинь! - и демон яростно бросается на серую птицу.
Но птицу ли?.. Словно бы преображаясь, на месте ворона появляется человек. В сером одеянии, с серыми крыльями, хлопающими за спиной. С длинным копьем в руках.
И нечисть шипит, почти достигая цели:
- Умри, Гриджио!..
И вроде бы небо и земля смешались, потонули в хаосе... Мир стонет, переворачивается, вспыхивает новыми красками, гаснет... Безумный танец самой ярости...
Кто-то снимает веревки с затекшего тела... Боже, как хочется спать!..
И вроде бы на несколько долгих мгновений приходит все в норму. Видно, как крошится земля под ногами, выпуская заключенных в ней проклятых тварей, одна из которых бросается к алхимику. И падает, сраженная мощным ударом Леви-А-Тана.
"Щщеловеки... Глупы... Невыноссимые ссоздания..." - слышит крестьянин позади себя и оборачивается.
Холодные желтые глаза будто бы насквозь пронзают душу... Но Леви улыбается, умирая от внезапной жгучей боли...
- Синьор... я... смог...
И застывает, падая на землю. Скуало поднимается, устремляясь к Дино - ему же надо помочь! - но пред ним неожиданно вырастает проклятая тварь из-под земли, что скалит редкие зубы.
Нет, это не больно... Это... так странно...
Длинные когти раздирают грудь... И кажется, что вот-вот вырвут сердце... Скуало падает, неожиданно понимая, что, возможно, пришла его смерть...
И свет... Яркий, нестерпимый, жгучий... Крики, вой, удары клинков... Запах крови... прожженной плоти... Что происходит... кто победит...
****
Бьякуран смотрит грустно, снизу вверх взирая на своего противника.
- Вот так, да? - шепчет он. - А я почти был у цели.
- Тебе пора возвращаться в Преисподнюю, - качает головой серый ангел.
- Как жаль... Но я славно поиграл...
И Гриджио пронзает сердце демона. Теперь проклятый не вернется. Никогда...
|
| |
| |
| Безликий | Дата: Суббота, 09.04.2016, 16:17 | Сообщение # 32
|
|
Прокуратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 1325
Награды: 19
Статус: Offline
| Отречение. Новая жизнь
Кажется, Скуало лишь на мгновение прикрывает глаза, чтобы, открыв их, столкнуться взглядом с незнакомым ему человеком, который смотрит пристально, будто пытается узнать что-то, понять. Или же он... знаком?
Старик в белом, с кровавыми узорами на одеянии совсем не страшный. Просто печальный. В его жилистой морщинистой руке - ржавый клинок. Но это обман: он острый. Настолько, что одно лишь прикосновение может навсегда забрать в мир иной несчастную душу.
- За мной? - шепчет священник, вытирая дрожащей рукой кровь с подбородка.
Смерть некоторое время просто молчит, пристально разглядывая человека, не произнося ни слова, затем поворачивается к нему спиной и шагает дальше, даже не оглядываясь на лежащего у обгоревшего дерева парня.
Юноша лишь прерывисто дышит, даже не смея отвести взгляд от незваного гостя кровавой ночи. Впрочем, этот гость никогда не испрашивает приглашений.
Лежащего у пентаграммы Франко старик в белой рясе рассматривает очень пристально, словно стараясь запомнить каждую черту его тела, каждую деталь одежды. И, не отрывая взгляда, опускается на колени, будто бы с нежностью убирает темные волосы с высокого лба, смотрит заботливо... Затем...
Скуало вздрагивает, едва нож пронзает грудь жертвы, ломая ребра, выпуская на свободу измученную душу. И кажется, будто это происходит именно с ним, со Скуало. Священник неосознанно зажимает рукою собственную рану на груди, что все еще кровоточит.
А гость кровавого бала уже склоняется над Дино. Скуало ждет: что дальше? Сердце бьется тревожно, словно птица о прутья клетки. Боже, прошу Тебя, молю, взываю к состраданию Твоему...
И старик отступает, более не глядя на неподвижно лежащее тело молодого священника. И идет дальше, чтобы найти своих жертв...
Леви... Такой простой, добрый, отзывчивый. Наивный. Просто хотел помочь. Просто решил, что так будет лучше... Скуало зажимает ладонью рот, чтобы не закричать, когда Смерть почти ласково вгоняет клинок в грудь парня. Глаза застилают слезы. Его действительно жаль. Но он умирал с улыбкой на губах. Возможно, сия душа обретет покой.
Занзас лежит средь деревьев, окровавленный, неподвижный. Кажется, переломана спина. Словно бы брошенная ребенком кукла, позабытая, но такая близкая. Смерть подходит к нему, и алчно сверкает хищный клинок, обагренный кровью.
И Скуало понимает: нельзя. Именно так - нельзя! И с губ слетают такие правильные, такие странные слова:
- Не надо... Я согласен на все, только оставь ему жизнь... Прошу: мою забери... Но оставь его...
И вздрагивает, когда глаза гостя загораются прямо перед ним, а обескровленные губы что-то тихо шепчут...
- Согласен, - безропотно отвечает он...
****
За две недели, что прошли с достопамятной ночи, деревня словно бы преобразилась: старые дома приобрели некое величие, люди стали смотреть теплее, доброжелательнее. Исчез страх, что, казалось, так давно нависал над ними. Лишь те, кто потерял своих близких, оплакивали ушедших, но это уже были светлые слезы, с надеждой на лучшее время. Которое, возможно, уже наступило.
Возвращаются из города жители: счастливая весть добралась и до них. Радоваться ли, грустить - кто знает? Но важно одно: это будет новая жизнь. Отличная от прежней.
Занзас дожидается, когда молодой флегматичный паренек по имени Фран приготовит телегу, чтобы отправиться в город, домой. Более его здесь ничего не должно держать. Во всяком случае, он старается надеяться на это.
Рядом с алхимиком стоит Дино, опираясь на палку, что служит опорой: болит сломанная нога, но проблемы, свалившиеся на его плечи в связи с управлением делами церковными, не станут ждать выздоровления.
- Я уезжаю, - коротко бросает Занзас священнику и поворачивается к Франу. - Быстрее, отброс! Я не намерен ждать вечность!
- А вы к тому времени уже упокоитесь, - тянет парнишка.
Его нисколько не смущает такое обращение к своей персоне: будет он тут еще истерики по каждому поводу устраивать! Себя стоит поберечь.
А Дино отводит от Занзаса взгляд: алхимик отчего-то пугает. Но все же...
- Я устал, священник. Он смотрит так, будто меня и не было никогда в его жизни! Che cazzo!!! Он же не говорит! Совсем! Он молчит, придурок, понимаешь? Молчит! - Занзас смотрит решительно, яростно сжимая кулаки.
Он верит: никогда более не вернется сюда.
И Дино чувствует: это - не просто гнев. Это - отчаяние.
- Две эти гребаные недели он живет, словно рядом и нет никого! Ходит, смотрит... Bastardo!
- Скажи, алхимик: тебя же задевает совсем не то, что он не помнит, а то, что он не помнит именно тебя. Ведь так?
Занзас некоторое время просто молчит. Затем так непривычно для самого себя горько усмехается, рукою прикрывая глаза.
- Видишь сквозь стены, а, святоша? Да, именно это меня и раздражает! - он резко убирает руку и смотрит в глаза собеседника, но кажется, что видит душу. - И я не собираюсь тратить на этого поганца свое время! Надеюсь, он не будет долго мучиться, а скоро совсем сдохнет!
А в голосе сквозит сомнение. И... обида? То, что сам Занзас так упорно старается скрыть от других. И даже - от самого себя.
- Можем ехать, - неохотно отзывается Фран, прерывая странную беседу.
Занзас лишь кивает, затем отворачивается: не хочется видеть сочувствующий взгляд Дино, такой понимающий, всепрощающий... Дрянь!
Некоторое время он просто стоит, словно в оцепенении, затем резко срывается с места и идет к телеге, у которой уже нетерпеливо переминается запряженный в нее небольшой, но такой нетерпеливый молодой конь. Пора выбираться из этого мира. Возвращаться к себе.
- Зан... зас?..
- Чего тебе еще, святоша?
Алхимик резко разворачивается, чтобы высказать этому тупому Дино все, что думает. И застывает, встретившись взглядом с глубокими серыми глазами.
Скуало смотрит настороженно, будто бы что-то припоминая, разглядывая Занзаса, словно бы видит в первый раз.
- Скуало? - удивленно шепчет Дино: за последние две недели юноша почти не выходил из дома, явно чего-то опасаясь.
Но теперь... Отец Бернардо подходит к юноше и берет его за руку. Так непривычно...
- Пойдем, - ласково шепчет священник. - Пойдем. Синьор Занзас уже покидает нас.
Скуало же не сводит глаз с алхимика. Что он хочет узнать? Что вспомнить?
- Нет, - наконец тихо произносит юноша, затем повторяет вновь, чуть громче: - Нет...
- Так ехать или как? - лениво спрашивает Фран, отгоняя от себя рукою настойчивых, раздражающих своим жужжанием мух.
Алхимик пару мгновений молчит, все также внимательно вглядываясь в серые глаза. Затем оборачивается и устало произносит:
- Не слышал, отброс? Я остаюсь.
****
Занзас нисколько не удивился, когда в середине октября пошел снег. В детстве он думал, что это летят с небес на землю легкие перышки с ангельских крыльев, что очищают этот мир, даруя спокойствие. Но почему-то именно теперь пришло понимание, что настоящие ангелы действительно живут на земле. Пускай они нисколько не идеальны, а порою и ужасно раздражают. Но они есть. Во всяком случае, одного такого алхимик все же встретил.
Скуало почти ничего не вспомнил. Только какие-то детские воспоминания, да и те с огромным трудом. Но это не главное. Гораздо важнее, что он вновь стал прежним. Почти.
Более он не священник. Нет, в церковь он, конечно, ходит, молится, но что-то изменилось в его воззрении. Не слышны частые молитвы. Не слышны обвинения в адрес еретика о богохульстве и лицемерии...
Вот только почему он отрекся от сана?.. Кто знает. Чужая душа - потемки. А после того, что с ними произошло, это почему-то кажется таким... правильным?..
Алхимик одевается совсем легко, собираясь прочь из дома: холод ему не так уж и страшен. Но прихватывает с собою плащ: тот обязательно пригодится.
****
На деревенском кладбище тихо: никто не тревожит покой мертвых. А снежинки, словно саваном, укрывают могилки. Так свежо. Так чисто.
Скуало стоит напротив одной из могил и всматривается в крест, где нацарапано знакомое имя. Вот только он ее не помнит. Он не помнит почти ничего из прошлой жизни. Лаура... Так звали его старшую сестру, что умерла около пятнадцати лет назад. Родной человек. Но такой далекий...
Скуало даже не вздрагивает, когда его плечи укрывают плащом. А после теплые руки смыкаются на его талии, прижимая ближе к теплому телу.
Они стоят молча, любуясь такой печальной, но такой правильной картиной. Хорошо стоять вот так, не задумываясь о чем-то важном, существенном. Просто стоять. И созерцать...
- Я почти ничего не помню, - нарушает тишину Скуало. - Какие-то лица, голоса... Я не могу вспомнить чего-то цельного, правильного. Даже своих родителей. Даже... тебя. Скажи, Занзас: кем ты был в моей жизни? Бельфегор почему-то не хочет отвечать на этот вопрос. А Дино лишь пространственно рассуждает о чем-то отвлеченном. А ты можешь мне ответить?
- Я не знаю, - пожимает плечами алхимик. - Мы были знакомы не так долго, чтобы ты вдруг раскрывал мне свое сердце, святоша, - дурацкая привычка! - Но я точно уверен, что чувствую сейчас к тебе.
- Враай! А то ты меня чем удивишь! - усмехается Скуало, откидываясь назад, прижимаясь теснее. - Скажи, а что было между нами до... до того дня?
Занзас ненадолго задумывается, затем просто отвечает:
- Ничего такого, о чем бы ты мог пожалеть.
И вновь - молчание. Скуало жмурится, с удовольствием ощущая, как легкие снежинки тают, касаясь его лица. Занзас зарывается лицом в длинные светлые волосы, тихо шепча:
- Voglio sempre essere con te, Squalo. Mio angelo*...
Скуало лишь хмыкает. Затем поворачивается лицом к Занзасу, обнимает за плечи, смотрит в алые глаза. Так хорошо...
- Il mio cuore è solo tuo. Anche se Dio è contro**, - произносит бывший священник, осторожно касаясь прохладными губами губ алхимика.
Это после, когда они доберутся до дома, можно будет продолжить вкушать запретный плод. Одежда полетит на пол, скомканная, ненужная... Прохладные руки зароются в темные волосы, лаская, сводя с ума... Загорелые пальцы пробегутся по бледному стану, вырывая из приоткрытых губ сдавленные стоны... Два тела, опьяненные любовью...
Метнется в небо одинокая голубка - надо же, запоздала! - и полетит к небесам...
Пускай эта любовь порочна. Да, кто-то осудит. Кто-то посмотрит снисходительно, словно взрослый на расшалившихся детей. А кто-то просто уйдет прочь, не проронив ни слова.
Но для них эта любовь чиста. Терять всегда больно. Но то, что даруется взамен... Не стоит ли это того, чтобы продолжать жить, не смотря ни на что?..
А ветер заберет с собою слова, когда-то сказанные Смертью:
Я дарую ему жизнь, человек. Дарую, едва ты отречешься от прошлого своего...
*Voglio sempre essere con te, Squalo. Mio angelo. - Я хочу всегда быть с тобой, Скуало. Мой ангел... (с ит.)
**Il mio cuore è solo tuo. Anche se Dio è contro. - Мое сердце только твое. Даже если Бог будет против. (с ит.)
|
| |
| |
